КОРЕЙЦЫ В КАЗАХСТАНЕ: ДЕПОРТАЦИЯ И ОБРЕТЕНИЕ НОВОЙ РОДИНЫ

Одними из первых тоталитарным режимом подверглись депортации дальневосточные корейцы. Их массовому насильственному переселению с Дальнего Востока в Казахстан сначала предшествовало административное переселение сюда наиболее активной части диаспоры в 1935 и 1936 годах. Это были бывшие партизаны, активные участники корейского освободительного движения. Большинство из них занимало ответственные должности в местных, районных, областных советских и партийных органах Дальневосточного края (ДВК). Не сумев собрать на них обвинительного материала, их высылали без суда и следствия. В Казахстане ссыльных размещали на островах Аральского моря и на севере республики. Среди них были активисты Дальневосточного бюро Исполкома Коминтерна, руководители корейских партизанских подразделений, работники Приморского и Хабаровского крайкомов и обкомов ВКП(б), исполкомов, сотрудники издательств, студенты Владивостокского корейского пединститута и т. д.¹. В 1937—1938 годах практически все они были физически уничтожены.

В черном деле депортации активную роль играли средства массовой информации, литература. Не без ведома Сталина на свет появился роман будущего четырежды лауреата Сталинских премий СССР Петра Павленко. «На Востоке», посвященный детальному описанию будущей Второй мировой войны, которая, по мнению автора, должна была начаться на Дальнем Востоке с нападения Японии на Советский Союз «в марте 193… года». Книга тиражировалась в огромном количестве. По нашим подсчетам, только в 1937 году она была издана тиражом почти в полмиллиона экземпляров. Помимо этого, практически все газеты и журналы регулярно печатали отрывки, 5 марта 1937 года глава из романа была опубликована в «Казахстанской прав- де». Весьма показательно, что в этом творении открыто муссировался вопрос о японском шпионаже на советском дальнем Востоке и участии в нем корейцев. Главный антигерой суперагент японской разведки полковник Мурусима предстает перед читателями на фоне зверств японцев в пограничных с СССР районах Китая «переодетый корейским крестьянином из советских районов»². Кроме того, был дан образ изменника-предателя в лице корейского командарма Чу Шаньхао. И что уже совсем примечательно, автор предельно ясно изложил мысль о том, что «Северная Корея была освобождена частями Красной Армии» и в ней «была провозглашена народная власть», Южная же Корея оставалась под гнетом капитализма.

Новым толчком в расширении массовых политических репрессий послужил доклад Сталина «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников»* 3 марта 1937 года на пленуме ЦК ВКП(б) и его заключительное слово 5 марта³. Уже 3 марта 1937 года в дни работы пленума средства массовой информации раскрыли «ценное признание» военного министра Японии о японском шпионаже в России⁴. 16 марта 1937 года «Правда» опубликовала статью «Система японского шпионажа», 21 апреля в этой же газете со статьей «Наши задачи в борьбе с троцкистами и иными вредителями, диверсантами и шпионами» выступил Молотов**. 23 апреля в «Правде» появилась статья «Иностранный шпионаж на советском Дальнем Востоке». Подобные материалы публиковались и касательно Казахстана: «троцкистско-бухаринские национал-фашистские бандиты, эти подлейшие агенты японско-германского фашизма ставили себе цель свержения Советской власти, закабаления казахского народа, превращения Казахстана в колонию японского империализма»⁵.

Каковы же истинные причины депортации корейцев с Дальнего Востока? Официально это мотивировалось превентивной необходимостью в целях «пресечения проникновения японского шпионажа в край» ***. Однако, на наш взгляд, в тесном единстве с этой причиной все же следует выделить более глубинную. Суть ее состоит в том, что советские корейцы стали заложниками дальневосточной политики правительства СССР. Как известно, в июле 1937 года Япония начала вооруженное вторжение во Внутренний Китай, к концу месяца был занят Пекин. Под угрозой внешнего вторжения уже весной 1937 года основные политические силы Китая — компартия и гоминдан — достигли соглашения о прекращении гражданской войны и создании

*Примечательна сталинская лексика в отношении своих вчерашних и позавчерашних оппонентов — Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Рыкова, Радека, Пятакова, Крестинского, Розенгольда, Тухачевского, Якира и других: не только «враги народа», но и «подонки человеческого рода», «изверги», «белогвардейские пигмеи», «белогвардейские козявки», «ничтожные лакеи фашистов» и т. п. См.: История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1945. С. 331—332. Не отставали от вождя его верные соратники: «троцкистские диверсанты», «собаки», «сторожевые псы, лижущие сапоги своих фашистских хозяев», «гнуснейшие двурушники — таковы перлы передовой журнала ЦК ВКП(б) «Партийное строительство», где ответственным редактором был Маленков (1937. № 3. С. 3—10). В 5-м номере этого журнала (1937) Ем. Ярославский (Миней Губельман) крестил оппонентов «правыми отщепенцами», «оголтелой бандой шпионов», освежал в памяти читателей красочные ремарки Ленина в адрес Бухарина, Быкова и других «оппортунистов», «штрейкбрехеров», «дьявольски неустойчивых в политике» (С. 31—38). Клим Ворошилов в приказе наркома обороны СССР обнажал «конечную цель этой шайки (1937. № 12. С. 4). Усердствовал Анастас Иванович Микоян, как известно, успешно одолевший путь «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Один из своих докладов он озаглавил: «Каждый советский человек — сотрудник НКВД!» — Ред.

** Тезисы этой публикации Молотов развил в 8-м номере журнала «Партийное строительство» за 1937 год в большой статье «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японско-немецко-троцкистских агентов», дублировавшей его доклад на мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б). Неизбежные при кремлевском социализме ералаш и полу- грамотность в экономике были представлены как результат «вредительской деятельности» троцкистов. «С другой стороны, многие работники попытаются теперь сваливать все грехи на вредителей. Где что-нибудь плохо, будут говорить — вредитель виноват» — предрекал Молотов в статье. — Ред.

*** «Корейскую опасность» разрабатывал в своей книге «О некоторых методах и приемах иностранных разведывательных органов» (1937) чекист Л. Заковский. Его творение в СССР рекомендовалось повсеместно. Оно изобиловало как вымышленными, так и реальными фактами, но в целом ратовало за «недопустимость идиотской болезни — политической беспечности и зазнайства, самоуспокоенности и благодушия». Бесфамильный же кореец — «японский шпион на Дальневосточной железной дороге» должен был со своими сообщниками (корейцами) «при объявлении войны взорвать целый ряд важных участков тоннелей, водокачек и таким образом помешать наступлению Красной Армии». — Ред.

единого фронта для отпора японским захватчикам. В поддержке воюющих сторон проявилась поляризация глобальных политических сил в том биполярном мире. В ее основе лежала идеологическая конфронтация. В сложившейся ситуации гоминдановское правительство не без влияния компартии Китая пошло на дальнейшее сближение с Советским Союзом. 21 августа 1937 года был подписан советско-китайский договор о ненападении, Заключение такого договора означало, по сути дела, укрепление и развитие уже давних союзнических отношений СССР и Китая в войне с Японией. Советский Союз очень дорожил этими отношениями, тем более,  что он ощущал свою изоляцию перед лицом надвигавшейся Второй мировой войны. СССР активно оказывал чанкайшистскому Китаю крупную экономическую и военную помощь*. Что характерно: советско-китайский договор о ненападении и постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) о выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края были подписаны в один день. Это были две стороны одной медали. Депортацию корейцев под предлогом «пресечения проникновения японского шпионажа» следует рассматривать как политическую меру правительства СССР в его дальневосточной политике и, в частности, как демонстрацию Советским Союзом твердости своих союзнических отношений с Китаем, своих отношений с Японией, а Корея находилась в колониальной зависимости от Японии, корейцы были японскими подданными. Ярким подтверждением такого подхода служит и то, что если в 1937 году всех советских корейцев депортировали с Дальнего Востока как потенциальных японских шпионов, то начиная с 1946 года, то есть менее чем через десять лет после массового насильственно переселения, их опять в добровольно-принудительном порядке возвращали в Приморский и Хабаровский края, на остров Сахалин, особенно на его южную часть.

Опять возникает риторический вопрос: были ли на самом деле для депортации корейцев основания?

21 августа 1937 года было принято постановление № 1428—326сс Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», подписанное Молотовым и Сталиным. Одним росчерком пера все корейцы, по принципу коллективной ответственности за свою национальную принадлежность, всеми силами боровшиеся с японскими колонизаторами, в массовом порядке были обвинены в японском шпионаже и насильственно высланы, Очевидцы помнят, как легендарный корейский национальный герой «железный» Хон Бом До, занесенный злой судьбой в Кзыл-Орду, согбенным старцем веял на версту рисовую шелуху, добывая сечку для каши. Последние годы жизни он провел в нужде и лишениях, как его репрессированный народ, работая сторожем при корейском театре. Хон Бом До — национальный герой, его биографию и историческую роль в освободительном движении корейцев изучают в школах

*Значительная ее часть поступала и через Казахстан. Китайскую «автодорогу жизни» Алма-Ата — Ланьчжоу протяженностью три тысячи километров обслуживали 5200 грузовых автомашин ЗИС-5. Между Алма-Атой и Хами (Синьцзян) было установлено регулярное воздушное сообщение. Еще чаще советские транспортные самолеты летали в Урумчи с самыми разнообразными товарами и вооружением. Столица Казахстана была перевалочной базой для военных кадров, секретно направляемых в Китай. См.: Капица М. Великая дружба народов Советского Союза и Китая. М., 1954. С. 12; Калягин А. Я. По незнакомым дорогам. Воспоминания военного советника. М., 1969. С. 11 —16; Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза Чуйков В. И. Миссия в Китае. Записки военного советника. М., 1981. С. 11 и др.; «Наша помощь для Чан Кайши, а не китайским коммунистам не выглядит как экспорт революции в страну, с которой мы связаны дипломатическими отношениями. Чан Кайши получает помощь от Германии, Англии, США, а Мао не получает», — объяснял ситуацию Сталин. — Ред.

Кореи, он является воплощением судьбы корейцев конца XIX — начала XX веков. С 1894 года он был организатором национально-освободительного движения против японских колонизаторов в ряде провинций Кореи. В 1913 году, преследуемый японцами, эмигрировал на Дальний Восток России. С 1919 по 1921 год был командиром отряда «личного командования», воевал с японцами в Северной Манчьжурии и на советской территории. В 1921 году в Иркутске был назначен командиром 1-го батальона Корейской бригады 5-й армии, воевал до 1922 года. Встречался в Москве с Лениным, был награжден именным оружием. В 1 937 году был депортирован со своим народом в Казахстан в город Кзыл-Орду, где умер в нужде и одиночестве 25 октября 1943 года. Только в 1984 году, спустя 41 год после смерти, на могиле героя был установлен его бюст.

В местах выселения были созданы «тройки по переселению». В сжатые сроки, бросив все, взяв с собой только скудные запасы продуктов питания, а также одежду, носильные вещи, корейцы, включая тяжело больных, стариков, беременных женщин, одним словом, все без исключения были посажены в вагоны, предназначенные для перевозки грузов и скота, и отправлены за тысячи километров на другой конец самой большой на земле части света Азии. Места выселения были оцеплены заслонотрядами чекистов. Пытавшихся бежать или оказывающих сопротивление тут же арестовывали.

Узнав о переселении, корейцы горячо и отчаянно обсуждали свою судьбу, пытались сопротивляться произволу и беззаконию. Работники НКВД через свою агентуру регулярно составляли «спецсообщения о политических настроениях корейского населения, подлежащего выселению». Эти доносы хранятся в Российском государственном архиве Сибири и Дальнего Востока⁶ — по их содержанию можно представить состояние корейцев. Многие корейцы оценили выселение как нарушение Сталинской конституции и национальной политики партии, заявляли об отказе переселяться. С возмущением рассуждали: «Меня выселяют потому, что у меня цвет лица другой», что «из-за двух-трех шпионов выселяют всех», а также высказывали сомнения: «Не может быть, чтобы решение о выселении принял т. Сталин. Кому   мы тут мешаем? Живем мирно, спокойно». Некоторые корейцы выразили желание выехать за границу, но вынуждены были отказаться от этого, понимая, что «там японцы задушат», тем более, что возбудивших ходатайство о выезде сразу же арестовывали и после дознания они «сознавались», что являются японскими разведчиками. Некоторые пытались скрыться от переселения, уходили в тайгу, но их возвращали, так как районы выселения были  оцеплены заслонотрядами. Были и совсем отчаянные, полные безысходности    заявления: «Лучше умереть здесь, чем ехать туда, куда переселяют, у меня много детей и нет денег», «Пусть меня лучше расстреляют, чем переселят».  Говорили, что дальневосточники не перенесут казахстанского климата и если их переселят туда, то «безусловно, перемрут все ребятишки», «закон о выселении неправилен, срок на выселение дан мал, нет денег, завезут нас и бросят, пусть лучше военные собирают нас и расстреливают, все равно нам умирать».

Так говорили люди разных возрастов, мужчины и женщины, представители корейской интеллигенции и неграмотные колхозники. Эти высказывания пораженных громом переселения отчаявшихся корейцев собраны работниками НКВД и живы в памяти старших поколений казахстанских корейцев. Были среди корейцев и настроения затаенной надежды: «Наверное, там нам создадут автономную область». Таким надеждам не суждено было сбыться. Не помогла ни апелляция к Сталинской конституции, к национальной политике партии, ни к работникам местной власти, ни надежды на заграницу, ни крайности: «лучше умереть здесь, чем переселяться». Сами же работники НКВД ставили перед своим руководством вопросы: «Как быть с детьми и родственниками, находящимися на учебе или проживающими в других городах? Как быть с больными и женщинами в положении последнего срока беременности?» Ответ был краток: «Обеспечить переселение всех корейцев».

Действия по выселению корейского населения развернулись в районах первой очереди 1 сентября 1937 года. В этом участвовали тысячи автомашин и подвод, океанские пароходы и местный рыболовецкий флот. С мест шли сообщения о том, что «райтройки безобразно халатно отнеслись к переселению корейцев», «не были учтены возможности перевозки переселенцев», «систематически срывается график погрузки и отправки эшелонов», «формирование эшелонов проходит самотеком», «нарушается план обработки эшелонов под перевозку людей», «вагоны оборудуются и промываются безобразно, ни один состав под погрузку не был подан без дефектов», «среди руководящих работников выселяемых районов заметна вредная беспечность…».

Анализ документов показывает, что в период депортации были репрессированы и физически уничтожены сотни корейцев. Их арестовывали в местах выселения, по пути в эшелонах, на них пересылались дела вдогонку в места поселения. Расправа органов НКВД над ними продолжалась и в Казахстане. Местами вселения корейцев, таким образом, стали не только Казахстан и Средняя Азия, но и необъятные просторы ГУЛАГа: Норильлаг, Сиблаг, Каргопольлаг, Сороклаг, Карлаг, Краслаг, Севжелдорлаг, Вятлаг… Их судили особые совещания, тройки НКВД, а в документах нередко записано, что осужден по статье Уголовного кодекса «японский агент»⁷.

Эшелоны были перегружены, нередко членов одной семьи грузили в разные поезда, терялись родные, начались неизбежные в подобных ситуациях несчастные случаи, массовые заболевания. Так, 13 сентября 1937 года на станции Верино под Хабаровском потерпел крушение эшелон № 505 с переселенцами. Погиб 21 человек, в том числе 8 детей. По свидетельству очевидцев, семь передних вагонов состава были полностью разбиты.

Многие эшелоны уже в пути получали переадресовку из Москвы, Хабаровска, Иркутска, Алма-Аты, Ташкента. Некоторые эшелоны, прибыв на место назначения, не разгружались, а получали новый адрес разгрузки. Была задействована вся система НКВД на пути следования корейцев, о продвижении каждого эшелона по часам и минутам передавалось по цепочке от станции к станции. В пути начались массовые заболевания, особенно среди детей. Так, например, корь ввиду тяжелых условий дала до 60 процентов смертности ⁸.

В декабре 1937 года депортация была завершена. 20 декабря в «Правде» под рубрикой «В Совнаркоме СССР и ЦК ВКП(б)» сообщалось: «За образцовое и четкое выполнение ответственного задания Правительства по перевозкам Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) объявляют благодарность начальнику УНКВД ДВК и работникам Дальневосточной железной дороги», особо отличившиеся представлялись к наградам.

В Казахстан первые эшелоны с корейцами стали прибывать в конце сентября 1937 года. Так началась история корейцев Казахстана. Казахи с открытой душой, с присущими им гостеприимством, милосердием и радушием встретили корейцев, оказывали им помощь, несмотря на строгие запреты официальных властей и не обращая внимания на то, что сами находились в неимоверно трудных условиях: только что перенесли величайшую в своей истории трагедию голода начала 30-х годов, порожденную «Малым Октябрем».

Прибывали корейцы в Казахстан в стрессовом состоянии без средств существования, с ярлыком «японских шпионов». Здесь они попали в иную этнохозяйственную ситуацию, иную социокультурную, языковую, природно климатическую среду. И выжить, а тем более сохранить свой потенциал, национальное своеобразие они могли — еще раз повторим — благодаря тому, что казахи с состраданием, глубоким пониманием и сочувствием отнеслись к бедам корейцев. В критический момент жизни корейской общины со всей яркостью проявились высокие качества души казахского народа.

Об этих качествах более полутора веков назад писал «член разных ученых обществ Российских и иностранных», «Геродот казахского народа» А. Левшин в известной книге «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей», изданной в Санкт-Петербурге в 1832 году. В частности, он подчеркивал: «Киргизы (казахи — Авт.) доверчивее прочих жителей Азии». Исследователь особенно выделял среди черт характера казахов «привязанность к своему отечеству, к земле своей, признательность к благодеяниям, сердце их имеет искру доброты»⁹.

Вот как вспоминали о первых часах и днях на земле казахов корейцы депортированного поколения. С. Ким: «Как сейчас помню, кончились леса и потянулись необычные для глаза корейца голые казахстанские полупустыни, да еще со странными кладбищами, глинобитными могилами. Нервы женщин не выдержали, скупые на слезы, они плакали навзрыд, а за ними и мы, де- ти»¹⁰. Знаменитый корейский рисовод, Герой Социалистического Труда Ким Ман Сам*: «Я со своими соплеменниками сильно сомневался, переживал. Распахнет ли чужой народ перед нами двери? Однако дастархан казахов оказался столь же широким, как и их степь, об их гостеприимстве не я один могу говорить. Об этом скажут с такой же благодарностью все мои сопле- менники, вся моя большая родня. Низкий поклон казахскому народу, давшему нам вторую родину»¹¹. Э. Ким — писательница, дочь известного корейского революционера-патриота М. М. Кима: «Жившие неподалеку чабаны старались держаться подальше от нас. Первые дни чабаны и их семьи наблюдали за нами с настороженностью и любопытством. Им, конечно, же объяснили, кто мы и почему оказались здесь, и наверняка строго-настрого предупредили не сближаться с «врагами народа». Разумеется, и наши взрослые держались от хозяев степи в стороне, чтобы не навлечь на них неприятности.

Однако прошло немного времени и первым перешагнул порог враждебности и отчужденности старый чабан. Наблюдая однажды, как бабушка собирает в степи сухие ветки и траву для печки, чтобы хоть немного обогреть жилище, он подошел к ней, и молча взяв ее за руку, подвел к куче кизяка. Жестом объяснил, как с ним обращаться, потом помог разжечь огонь, и, когда разгорелось веселое пламя, послал свою молодую сноху с большим куском мяса.

Так завязалось знакомство, вскоре перешедшее в большую дружбу, перед которой бессильны были самые строгие запреты, языковый барьер.

Наезжавшие в аул начальники, видимо, выражали недовольство по поводу всего этого. Но старый Жуман (имя этого аксакала мы помним и никогда

*В 1942 году Ким Ман Сам отдал свои личные трудовые сбережения на строительство танковой колонны «Кзыл-Ординский колхозник». «Подобный поступок мог совершить только настоящий патриот».— См.: Кунаев Д. А. От Сталина до Горбачева. Алматы, 1994. С. 200.— Ред.

не забудем) был мудрее всех начальников, вместе взятых. Он упорно продолжал нам помогать.

Сейчас, на расстоянии пяти с лишним десятилетий, минувших с той трагической поры, как в смутном, едва очерченном сне, всплывает из глубин памяти тот затерявшийся в степной безбрежности аул. Я была тогда слишком мала, чтобы что-то помнить. Помню только желтовато-белые катышки терпко-соленого курта, казавшегося нам, детям, слаще конфет, едкий кизячный дым, застилавший глаза, всегда озабоченную бабушку, страдальческие мамины глаза…

И еще бородатого аксакала с вечным, отполированным до блеска посохом в руках…¹².

Немаловажную роль в этническом самосохранении корейцев сыграли также такие качества их национального характера, как трудолюбие, упорство, скромность. Сошлемся на наблюдения ученого-естественника П. Ю. Шмидта, который точно и глубоко описал эти качества в вышедшей в свет в 1900 году в Санкт-Петербурге книге «Корея и корейцы». Он был знаком не только с Кореей и корейцами, но и с Казахстаном, побывав в «поездке по Семиречью с научной целью в 1892 году». Вот как он описывал корейцев: «Тревожная история, полная кровавых столкновений, постоянные нашествия, разорявшие страну дотла, почти вечное иго иноземцев не могли не сказаться в значительной степени и на характере народности, и на развитии культуры. Тем удивительнее, что все же несмотря на все неблагоприятные влияния, корейская народность не утратила своей оригинальности… Многое должно быть отнесено на счет духовных сил и способностей, тая- щихся в корейской народности. Стоит вспомнить лишь, с каким упорством и героизмом отражали корейцы своих многочисленных врагов и отстаивали самобытность, чтобы убедиться в том, что такие силы действительно дремлют в народе».

Ученый считал, что даже внешний вид корейцев указывает на их иное, по сравнению с их соседями, происхождение. «Маломальски привычный глаз всегда отличит корейца, при первом же мимолетном взгляде от японца и китайца. Рослый и статный, хорошего, иногда прямо атлетического сложения, кореец нисколько не похож ни на приземистого японца, ни на сутулового китайца. Вообще же по своему облику,— писал Шмидт,— корейцы напоминают скорее тюркские племена, например, киргизов или туркменов». Для наглядности оригинальности корейцев он привел вроде бы незначитель- ный, но очень яркий, говорящий о многом пример из бытовой жизни: «В ка- честве главного напитка корейцами употребляется та самая вода, в которой варился рис (если быть более точным, то это вода — суннуй от приставшей ко дну кастрюли каши — камачи, ею запивали еду.— Авт.); как это ни странно, но несмотря на близкое соседство Китая и Японии, чай в Корее совершенно неизвестен». Действительно, кому не известен китайский чай, а японская чайная церемония стала притчей во языцех. Корейцы же сравнительно недавно стали его употреблять, а некоторые пожилые люди и по сей день предпочтение отдают «той самой воде, в которой варился рис».

Основным местом выгрузки и временного расселения корейцев в Казахстане стала Южно-Казахстанская область, та ее часть, которая ныне яв- ляется Кзылординской областью (по административно-территориальному делению того времени она входила в состав Южно-Казахстанской области). Известно, что и по сей день это наиболее сложный регион республики по своим природно-климатическим (проблема Арала) и социально-экономическим условиям. В экономическом описании эти районы первоначального прибытия корейцев-переселенцев и в дальнейшем места их компактного проживания (по состоянию на 1937 год) относились к числу кочевых и полукочевых. Прямо указывалось, что эти районы являлись хозяйственно и культурно отсталыми. Значительная часть хозяйств не имела определенно закрепленной земли в своем пользовании, производила посевы исключительно в порядке единовременного землеуказания. Также обстоял вопрос с использованием угодий под сенокосы, выпасы и т. п. Проживавшие в этих районах семьи в большинстве случаев не имели постоянно приспособленных строений, зимуя в землянках, наскоро сооруженных, а иногда просто врытых в землю, или в кибитках¹³.

Как уже отмечалось, Казахстан сам только что перенес величайшую трагедию голода 30-х годов. Остро стоял вопрос устройства «возвращенцев»—вернувшихся на родину из Узбекистана, Туркмении, Средне-Волжского края и других мест, которые спасаясь от голода вынуждены были откочевать. Это были сотни семей, на их обустройство катастрофически не хватало транспорта, строительных материалов, других ресурсов. Кроме того, в это время в Казахстане еще не закончилась насильственная компания по оседанию кочевого и полукочевого казахского населения. Например, в 1936 году на оседлость было переведено почти семь тысяч семей, на их обустройство также не хватало ресурсов.

Вот на таком фоне здесь появились эшелоны с тысячами изнуренных переселенцев, остро нуждавшихся буквально во всем.

Хотелось бы сделать небольшое отступление и еще раз показать, насколько лицемерным был тоталитарный режим по отношению к своим гражданам. В то время, когда эшелоны с тысячами корейцев растянулись гигантской трагической вереницей с одного конца Азии до другого, 21 сентября нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов* выступал с речью в Лиге Наций в Женеве, осуждая войну в Испании и Китае. Справедливо клеймя зачинщиков этих войн, он и словом не обмолвился о трагедии советских корейцев. «Они (зачинщики)—проповедники бешеного человеконена- вистничества, воскресители самой дикой, отжившей теории времен язычества и средневековья, сжигатели лучших произведений человеческого духа, гонители самых блестящих произведений науки, искусства и литературы, презираемые всем культурным миром, делают себя смешными, когда говорят о спасении цивилизации и призывают во имя этого к крестовым походам против других народов». Вот уж поистине в своем глазу бревна не видно.

А что же Лига Наций? «После речи т. Литвинова со всех сторон раздались дружные аплодисменты, и много делегатов поспешили поздравить его с замечательным выступлением. Даже обычно недружелюбно настроенные круги признали, что речь произвела глубочайшее впечатление»¹⁴. Во всяком случае история умалчивает о том, поднимался ли вопрос о депортации корейцев на этом и прочих форумах предшественницы ООН.

Известно, что лишь 9 декабря 1948 года была принята Международная конвенция «О предупреждении геноцида и наказании за него», ратифицированная всеми членами ООН. Согласно ей к разряду геноцида относятся действия, прямо или косвенно создающие для какой-либо группы людей такие условия, которые рассчитаны на полное или частичное ее уничтожение. И только 26 апреля 1991 года в РСФСР появился Закон «О реабилитации репрессированных народов». В нем говорится, что в годы советской власти подвергались репрессиям народы, в отношении которых «по признакам на-

*Наст. фам. и имя Валлах Макс (1876 г. р.). Любимец Ленина, скрытый оппонент Сталина. В наркоминделовской практике преемник выдающегося дипломата Г. В. Чичерина. Был заменен Молотовым в 1939 году. Скончался в 1951 -м.— Ред.

циональной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся насильственным переселением, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения. Политика произвола и беззакония, практиковавшаяся на государственном уровне по отношению к этим народам, являясь противоправной, оскорбляла достоинство не только репрессированных, но и всех других народов страны».

 Вообще 1937 год был богат «эпохальными» событиями. К этому времени уже была принята «Сталинская конституция — итог борьбы и побед Великой Октябрьской революции, конституция победившего социализма и подлинного демократизма». Это был год 20-летия Октябрьской революции. 2 ноября 1937 года, когда депортированных корейцев, в том числе стариков, женщин и детей, сотрудники отдела лагерей, трудопоселений и мест заключения НКВД размещали в землянках, сараях, амбарах, свинарниках и т. п., газеты и журналы публиковали призывы ЦК ВКП(б) к 20-й годовщине революции: «В Советской стране растет и крепнет великий союз равноправных народов. Да здравствует братский союз и великая дружба народов СССР!» Полным ходом шла подготовка к выборам в Верховный Совет СССР на основе новой конституции. В ноябре 1937 года трудящиеся Каратальского района Алма-Атинской области выдвинули своим кандидатом в депутаты Совета Союза Льва Борисовича Залина — наркома внутренних дел Казахстана, который «под руководством партии и славного наркома внутренних дел СССР т. Ежова», как говорилось в опубликованной в газетах его биографии, «проводит огромную работу по разоблачению и разгрому этих подлейших агентов японо-германского фашизма, ставивших себе целью превращение Казахстана в колонию японского империализма»¹⁵.

По данным отдела лагерей, трудопоселений и мест заключения НКВД КазССР, в Казахстане в 1937 году было переселено более 90 эшелонов корейцев, 20 789 семей, 98 454 человека¹⁶.

Депортированные в Казахстан корейцы пережили два этапа переселения. Первый с осени 1937 года до весны 193 8 года, когда их перевезли с Дальнего Востока и они находились в местах разгрузки и временного проживания, которыми были землянки, склады, конюшни, свинарники, бывшие тюрьмы, брошенные мечети и другие подобные помещения. Жили корейцы лишь на средства, привезенные с собой. Первую зиму в местах поселения они невероятно трудно перезимовали в холоде, голоде, бесправии, с массовыми заболеваниями, высокой смертностью, особенно среди детей, женщин и стариков.

Невозможно без содрогания читать докладные записки официальных органов о положении корейцев в первую зиму их проживания в Казахстане. Приведем подробную выдержку из подобного рода документа¹⁷: «Из 6000 прибывших в г. Казалинск около 250 человек размещены в здании бывшей тюрьмы, а 750 человек — в складских помещениях (бывшие военные склады, склады заготкож, Союзутиля и т. д.). Из 500 человек, прибывших в Новый Казалинск, 100 человек помещается в здании мечети, а остальные по квартирам.

Жилищные условия большинства расселенных в квартирах очень тяжелые, на каждого приходится только от 0,5 до 2 квадратных метров, полы частично кирпичные и земляные.

Тяжелые условия размещенных в бывшей тюрьме и складских помещениях. Полы всюду каменные или земляные, постоянных печей, а в некоторых помещениях даже временных нет, окна выбиты, и температура в этих зданиях немного выше уличной, а ночные морозы в Казалинске уже сейчас доходят до минус 18 градусов. Двери больших размеров, не заделаны, тамбуров не устроено, световой коэффициент чрезвычайно низкий. Жилая площадь, если можно так ее назвать, колеблется от 0,5 до 1,5 квадратных метров. Отопление жилищ, там где оно производится, чрезвычайно слабое. Происходит это потому, что топливо (камыш) на базаре дорого (70 копеек небольшой сноп), а заготовлять его приходится за 5-7 километров и затем тащить на себе. Температура жилых помещений, даже у расположенных на квартирах и в зданиях нормального типа, нигде не превышает 6-8 градусов. Электроэнергии не хватает, керосина в продажу поступает мало, ламп нет. Санитарное состояние жилищ и территории неудовлетворительное. Нет уборных, помойных ям.

С теплой одеждой у переселенцев обстоит плохо, белье в подавляющем большинстве только то, что на себе. Постельных принадлежностей, кроме тоненьких циновок, тоже никаких. В огромном большинстве спят вповалку на полу. Положение тех, кто спит на кирпичном полу, да вдобавок в плохо отапливаемом или совсем неотапливаемом помещении, известное.

Питание стоит на невысоком уровне. Привезенные с собой продукты подходят к концу, а у некоторых уже вышли. В торговых точках ничего, кроме хлеба, сушек и сахару, нельзя приобрести. Проживающие в колхозах принуждены ходить за хлебом в город за 5-6 километров. Ни овощей, ни рыбы в магазинах не продается, нет этих продуктов и на базаре.

Бани, принадлежащие горсовету, не работают из-за отсутствия топлива. В колхозах бань вообще нет. Санитарная обработка прибывшим корейцам была произведена только один раз в момент прибытия эшелона в железно-дорожной бане, а последнему — никакой санобработки не делалось и органы здравоохранения не были даже уведомлены о его прибытии. В настоящее время санобработка из-за отсутствия бань и во избежание могущих быть простудных и иных заболеваний из-за неблагоприятных жилищных условий не производится.

В лечебном отношении район обслуживается двумя врачами и пятью фельдшерами. Специальной сети для корейцев-переселенцев в Казалинском районе организовано не было, за исключением добавочных коек, открытых при Старои Ново-Казалинских больницах. Больных особенно бронхитами, среди корейцев большое количество. Из 27 человек корейцев, находящихся в день обследования в больницах, 10 с воспалением легких, 2 с воспалением среднего уха и т. д. Этимология этих заболеваний понятна из вышеизложенного.

Из прибывших в Кзыл-Орду переселенцев 2000 человек размещены преимущественно в клубах, красных уголках, мечетях, более 400 человек — в бывшем свинарнике, около 100 человек — в помещении конюшни крепости. На каждого проживающего в жилых домах человека с вещами приходится 0,5—2,0 квадратных метров площади.

Жилищные условия корейцев-переселенцев размещенных по другим точкам Кзыл-Ординского района, не лучше, чем в самой Кзыл-Орде. Некоторые семьи живут в малопригодных для зимы землянках, у некоторых жилых зданий нет ни окон, ни дверей, часть размещена в складских помещениях, для жилья непригодных, но скученность в жилых помещениях не меньше, чем в Кзыл-Орде. Дрова на базаре имеются, но по цене 250-350 рублей за тонну, они не совсем доступны, а заготовить их в окрестностях Кзыл-Орды не представляется возможным. Никто доставкой топлива для корейцев-переселенцев по пониженным ценам пока не занимается.

Освещение этих помещений аналогично г. Казалинску. В продаже нет керосина, свечей. На рынке стоимость керосина 5 рублей за литр, Санитарное состояние помещений и окружающей территории в силу тех же причин крайне неудовлетворительное.

Питание переселенцев также не налажено. Не хватает хлеба, муки, громадные очереди у магазинов. Овощей нигде нет, отсутствует в продаже сахар. Положение переселенцев, расселенных вне города, еще более тяжелое…

Весной 1938 года начался второй этап переселения корейцев уже внутри Казахстана, которому подверглось почти 60 процентов корейцев, а расстояние перевозок составило от 20 километров по грунтовым дорогам до 4000 километров по железным. С этого времени они были расселены в местах постоянного проживания. Основная их масса была размещена на неосвоенных землях, на землях разорившихся нерентабельных, а потому ликвидированных совхозов. Вся эта работа проходила под бдительным контролем НКВД. 7 марта 1938 года во все области, где размещались корейцы, начальникам областных управлений НКВД были разосланы почтограммы за подписью наркома внутренних дел Реденса, в которых подчеркивалось: «Директивой Наркома товарища Ежова на нас возложен контроль за осуществлением всех мероприятий по расселению и устройству переселенцев»¹⁸.

Но был еще и третий этап переселения, связанный с тем, что корейцы не были пассивными созерцателями своей судьбы.

Уже зимой 1938 года почти отовсюду с мест стали поступать в Алма- Ату сообщения: «Отмечается массовая административная откочевка корейских хозяйств», «Сообщите, куда бегут и причины бегства переселенцев-корейцев», «Несмотря на то, что неоднократно делались выезды руководителей партийных, советских и хозяйственных организаций с целью агитационно-разъяснительной работы среди корейского населения, эти мероприятия не помогают, а движение людей не прекращается». Из-за непродуманности вопросов расселения, целые корейские колхозы оказались в пустыне даже без питьевой воды, не говоря уже о поливной для полей.

К осени 1939 года обстановка накалилась. В коллективном письме корейцев колхоза «Екпенды» Кум-Арыкского сельсовета Яны-Курганского района Кзыл-Ординской области от 24 октября 1939 года председателю Совнаркома Казахской ССР говорилось, что в 1939 году корейцы этого колхоза засеяли 50 гектаров пшеницей, а собрали урожай всего 13 центнеров зерна, Колхозники и их дети голодают. Многие ученики перестали даже ходить в школу: нет ни продуктов питания, ни обуви, ни одежды. Сидят голые и голодные. Надежды на будущее нет. В течение двух лет с весны до осени на выкопке арыков колхозники обессилели, но все равно остались без хлеба. «Не оставляйте нас на этом участке, желаем и просим переселить нас. После просмотра нашего заявления дайте нам решающий радостный ответ», — писали они.

Неурожай из-за отсутствия воды и непродуманности устройства в целом ряде корейских колхозов привел к тому, что чаша терпения переполнилась, и переселенцы после бесплодных переписок с органами власти, несмотря на запреты и ограничения, самовольно, в массовом порядке стали устраивать свою дальнейшую судьбу в Казахстане. Некоторые корейцы уезжали в Узбекистан, уходили в города на промышленные предприятия. Переселенческие колхозы сливались между собой, с казахскими колхозами. В октябре 1939 года три корейских переселенческих колхоза в Кзыл-Ординской области — имени Молотова, «Красный колокол», «Красный Восток», находящиеся в бедственном положении из-за неурожая, вызванного отсутствием воды для полива, самовольно слились с местными казахскими колхозами. Несмотря на бедственное положение корейцев, с них в полной мере взыскивали натуроплату, а также недоимки прошлых лет. Власти принимали меры по административному возвращению корейцев на прежние места расселения.

В таком тяжелом положении оказался не только ряд сельскохозяйственных корейских колхозов, но и рыболовецкие. Так, корейский рыболовецкий колхоз имени Ворошилова был размещен в Аральском районе Кзыл-Ординской области с выделением хозцентра в поселке Куван-Дарья на расстоянии 250 километров от райцентра города Аральска. Он был расположен на расстоянии почти 10 километров от моря, к тому же из-за мелководья суда не могли подойти до стоянки на расстояние 15 километров и почти 25 километров рыбаки проходили по воде пешком. Лов рыбы производился на расстоянии от 60 до 200 километров от поселка. Рыболовецкая бригада находилась на лове без возвращения в колхоз до трех месяцев и более. Плохо было с обеспечением питьевой водой. Прорыли семикилометровый канал, но резкое снижение уровня воды в Сыр-Дарье не обеспечивало ее поступление в Куван-Дарью. Но даже та вода, которая поступала из Куван-Дарьи, почти 150 километров протекала по заболоченной местности и доходила до колхоза непригодной для питья. В колхозе только от кишечных заболеваний умерло 85 человек¹⁹.

В части эпидемических заболеваний, антисанитарии среди переселенцев ситуация была настолько критической, что 24 декабря 1937 года из народного комиссариата здравоохранения Казахской ССР за подписью заместителя наркома Куварзина на имя Председателя Совета Народных Комиссаров Исаева поступила докладная записка об этом. 14 января 1938 года Совнарком принял специальное постановление «О медицинском обслуживании переселенцев-корейцев». Можно привести и такой факт: только на одном Джусалинском участке в Кармакчинском районе Кзыл-Ординской области за первые семь месяцев проживания умерло 372 переселенца-корейца²⁰.

Массовое насильственное переселение корейцев с одного конца света на другой нарушило «корневую систему», питавшую душу этноса. Пересадка с одной почвы на другую, различавшуюся, как берега Тихого Океана и Каспия, принесла многим корейцам невосполнимые утраты. Нет необходимости распространяться о разительном отличии мягкого, влажного приморского муссонного климата Дальнего Востока от резко-континентального, с жарким летом, суровой зимой резкими переходами от тепла к холоду, небольшим количеством осадков, сухого с преобладанием северных и северо-восточных ветров климата Казахстана. В некоторых районах расселения корейцев, по сведениям НКВД, не выдерживали даже лошади и необходимы были волы²¹.

Наиболее трагическим было и то, что в результате депортации дальневосточные корейцы были окончательно оторваны и на долгие годы изолированы от своей исторической родины — Кореи. На Дальнем Востоке, говоря языком российских источников, «корейцы были ближе к своему прошлому, здесь климат и почва были те же самые, как на их родине, перенимать у русских крестьян им было нужно немногое, напротив нашим крестьянам пришлось многому поучиться у них»²².

В то время в Казахстане, как и по всей стране, проходили репрессии. По образу и подобию центра в республике раскручивались «илийское дело», «чимкентское», «каркаралинское» и т. д. Значительная активизация репрессий в Казахстане приходится на роковую осень 1937 года. В сентябре-октябре 1937 года во всех областях проходили показательные судебные процессы «над участниками контрреволюционных групп». Из ЦК ВКП(б) шли указания «дополнительно увеличить количество репрессируемых антисоветских элементов», и бюро ЦК КП(б)К приняло 19 ноября 1937 года решение «дополнительно увеличить количество репрессируемых»— по 1 -й категории антисоветской деятельности на 2000 человек, по 2-й категории — на 3000 человек²³.

Только в одном Казалинском районе Кзыл-Ординской области уже по прибытии сюда и размещении на постоянное местожительство органами НКВД было репрессировано 20 корейцев, из них за контрреволюционно- шпионскую деятельность —14 человек, за антисоветскую агитацию – 6 человек²⁴.

Корейцы прибывали целыми колхозами, но их уставы не были зарегистрированы в Казахстане, из-за чего они не могли начать хозяйственные операции, открыть счета в банке. Кроме того, среди прибывших корейцев имелось большое количество колхозников, вышедших из некорейских колхозов Дальневосточного края, а также другие сельскохозяйственные рабочие, например, из совхозов и т. п. Однако ими мало кто занимался. Многие рабочие и служащие разных профессий и квалификаций оказались не у дел и с самого начала попали в очень трудное положение. Прибывшие сельскохозяйственные и рыболовецкие колхозы не привезли с собой никакого инвентаря, поскольку он был ими сдан на Дальнем Востоке. Переселенческие кустарно-промысловые артели швейников, сапожников, ткачей по соломе, работников парикмахерских привезли с собой инструменты, частично оборудование, то тоже не могли найти себе применения. Среди переселенцев были и кустари-одиночки: деревоотделочники, пекари, мастера по выработке кирпича, металлисты и другие, но их трудоустройством тоже никто не занимался.

Рыбтрест отказался от использования корейских рыбаков и рабочих рыбных предприятий, хотя им не применялся глубинный лов рыбы из-за отсутствия специалистов, а прибывшие рыбаки-корейцы были специалисты как мелкого, так и особенного глубокого лова.

Тяжелое положение сложилось с продовольственным снабжением переселенцев. Отсутствовали овощи, рыба, другие необходимые продукты. Снабжение хлебом проводилось с перебоями.

Учет и реализация обменных квитанций сданного в ДВК зерна, фуража, овощей, других видов сельскохозяйственной продукции, рыбы, скота, техники и т. п. не производились.

Вопросы охвата учебой детей школьного возраста, использования прибывших учителей-корейцев, привезенных учебных пособий были пущены на самотек. Учеба организована не была, учителям зарплату не выплачивали, они искали себе работу не по специальности, обращались за материальной помощью в переселенческие участки.

На местах отсутствовали какие-либо указания об обслуживании пенсионеров-корейцев. Они ежедневно обращались в райсоветы, райсобесы с ходатайством о помощи.

По подсчетам самих работников НКВД, на жилье для одной корейской семьи в среднем было затрачено 32 рубля 19 копеек.

Во время второго этапа переселения не менее остро встали вопросы об обеспечении переселенцев жильем, трудоустройстве рабочих, служащих и кустарей, обеспечении корейцев хотя бы самыми простейшими сельхозорудиями (лопатами, кетменями, мотыгами) для проведения полевых работ²⁵.

Ввиду неудовлетворительного положения корейцев 26 июля 1938 года СНК и ЦК КП(б) Казахстана приняли постановление «О ходе хозяйственного устройства корейцев-переселенцев». В нем отмечалось, что строительство в точках размещения корейских колхозов, по существу, не начато и находится под угрозой явного срыва.

Затянуты были работы по выбору и распланированию хозяйственных центров; в ряде случаев не были установлены даже места строительства поселков, не изучены возможности орошения отводимых земель, а также обеспечения питьевой водой. Совершенно неудовлетворительно обстояло дело с обеспечением стройматериалами. 22 августа 1938 года на бюро ЦК КП(б)К констатировалось, что постановление от 26 июля 1938 года не выполнено по всем позициям.

Строительство самостоятельных корейских переселенческих колхозов велось специальной строительной конторой Спецстрой, но она не имела ни основных, ни оборотных средств и производила свою работу за счет авансирования и кредитов, отпущенных корейским колхозам на жилищное строительство и в неделимые фонды колхозов. На эти кредиты были приобретены строительное оборудование, транспорт и инвентарь, ненужный для переселенцев и переселенческих колхозов. Словом, средства, отпущенные на жилищное строительство корейским семьям, были израсходованы не по назначению. А когда настало время производить расчеты с колхозами по полученным кредитам, контора Спецстроя была «обращена к ликвидации». Мало того, с первых дней началось разбазаривание и прямое разворовывание средств, выделенных на устройство переселенцев-корейцев, хищение строго фондируемых стройматериалов, запчастей к автомашинам и тракторам, присвоение казенных денег, спекуляция продуктами, а также грубейшие нарушения технологии строительства. В Центральном госархиве Республики Казахстан (фонд 1208 переселенческого отдела при СНК КССР, опись 1) хранится дело № 25 «Материалы о хозяйственных злоупотреблениях сотрудников конторы Спецстрой», начатое 11 июня 1939 года, оконченное 30 декабря 1942 года. Были возбуждены уголовные дела по этим служебным злоупотреблениям.

Все эти злоупотребления не могли не сказаться на качестве строительства для переселенцев. На Чиилийском участке было построено 11 домов для корейцев-переселенцев на засоленных грунтах. На Кустанайском участке саманные и глинобитные дома были построены с нарушением технических правил. Хотя и сами эти правила были не очень-то жесткими. Например, уполномоченным правительства по переселению майором госбезопасности Гильманом была утверждена инструкция по кладке стен из саманного кирпича: «В случаях, когда иного материала для фундамента, кроме саманного кирпича, нет, возможно возводить фундаменты из самана». Рассматривался вопрос об использовании дерна в качестве строительного материала для строительства так называемых «пластово-дерновых домов». Не случайно, что такие дома, а зачастую это были полуземлянки, постоянно разрушались, угрожая безопасности своих обитателей. Так, к осени 1938 год в корейском колхозе «Приморец» Каратальского района Алма-Атинской области из имевшихся 89 домов 38 жилых дома разваливались и грозили опасностью для проживающих. Разваливающиеся дома ремонтировались; кустарным способом, без расчета технических влияний.

А в акте обследования корейских колхозов «Самир» и «Пятое декабря» в Кустанайской области говорилось, что в 1938 году строительство саманных домов для переселенцев началось в августе, строительство шло в сентябре и позднее. Стены в зиму остались сырыми. В сырые дома был; вселены переселенцы. С наступлением морозов стены стали мокрыми, к тому же из-за недостаточности отопления на стенах внутри образовалась ледяная корка толщиной до одного сантиметра. Весной при осадках потолочные перекрытия периодически промокали. Вышеуказанные недостатки привели жилые дома к разрушению. Не лучше было со строительством медицинских учреждений, школ, производственных построек.

Сложно обстояло дело с трудоустройством переселенцев. Многие из них были нетрудоустроены, другие устроены не по специальности. Более полугода 300 переселенцев-корейцев, рабочих рыбокомбината, были не трудоустроены на Бурлю-Тюбинском переселенческом участке Балхашским госрыбтрестом, «В результате такого положения переселенцы начали самовольно выезжать из мест расселения». 40 семей корейцев, проживавших в селе Степное Актюбинской области, не были обеспечены работой, о чем написали письмо Сталину. Половина колхозников в Гурьевской области не имела работы, самовольные выезды их из области принимали массовые размеры.

Корейцы просили, чтобы им дали возможность заниматься рисосеянием, остро этот вопрос встал на севере Казахстана. Три корейских рисовых колхоза «Рисовый Октябрь», «Коллективный труд», «Восточная заря», размещенные в Келлеровском районе Северо-Казахстанской области, просили Калинина в своей телеграмме единым коллективом поселить их в местах рисосеяния: «Мы, переселенцы, колхозники-рисовики, просим вашего содействия, чтобы заниматься по своей специальности, то есть рисом, мы корейцы сроду занимались рисом». Желание и стремление переселиться в районы рисосеяния выражали практически все корейцы (100 семей), размещенные в Севере-Казахстанской области, они постоянно обращались с просьбами и жалобами по этому поводу. О переселении в районы рисосеяния ходатайствовали корейские колхозы «Путь Ленина» и имени Коминтерна (382 семьи), оказавшиеся в Карагандинской области.

Корейцы-переселенцы стремились и к традиционному для них рыболовству. Рыбаки, оказавшиеся не у дел, организовывались в рыбпромартели и ходатайствовали о разрешении переезда на рыбные промыслы. Кроме того, переселенцы также пытались предельно сохранить не только специализацию их коллективов, но и сами производственные коллективы.

Одним из запутанных, но вместе с тем показательным является вопрос расчета с корейцами за имущество, сданное ими в ДВК.

В Центральном государственном архиве Республики Казахстан в фонде № 1490с переселенческого отдела НКВД КССР (Оп. 1. Д. 12) содержатся сведения о сданном корейскими колхозами и единоличниками имущества в ДВК. Судя по ним, переселенные корейцы колхозники и единоличники сдали в Дальневосточном крае 2 428 979 килограммов пшеницы, овса, гречихи, чумизы, судзы, сои, риса, кукурузы, фасоли, перилы, ячменя, пайзы, проса, гороха, муки, картофеля, овощей, сена, силоса; кроме того, семенного зерна на 35 407 рублей, простого зерна на 414 482 рублей, посевов различных сельскохозяйственных культур, оцененных на сумму 2 038 917 рублей. Из всего сданного ДВК подлежали возврату в порядке обмена по новому месту поселения корейцев 1 88 6 572 килограммов зерна и других сельхозпродуктов и семенного зерна, на 15 859 рублей, а остальная часть должна была компенсироваться в порядке закупа. Также корейцы сдали 5439 голов раз- личного скота; лошадей рабочих и племенных, быков рабочих и племенных, коров, молодняк лошадей и крупного рогатого скота, свиней, поросят, ослов, мулов, оленей, овец, из них 4592 головы в порядке обмена, остальные по закупу. Были сданы автотракторная техника, катера, лодочные моторы, недвижимые фонды на сумму 5 393 133 рубля, деньги в количестве 243 734 рубля в форме закупа.

После того, как корейцев расселили на постоянные места жительства, стала вестись интенсивная переписка личная и коллективная о возврате иму- щества, оставленного в ДВК, особенно с начала 1939 года вплоть до начала Великой Отечественной войны. Письма и телеграммы потоками шли из Казахстана в УНКВД Владивостока, Хабаровска, в переселенческий отдел НКВД СССР, Хабаровский и Приморский крайкомы, крайисполкомы, райисполкомы, прокуратуры этих краев и т. п.: «На наши запросы мы до сего времени не имеем ответа», «С момента выселения корейцев тянется недо- пустимая волокита в расчетах за оставленное имущество. Особенно возмутительно то обстоятельство, что облисполкомы и райисполкомы на запросы Казахстана даже не отвечают».

Вот что писали корейцы колхоза имени Ленина Каратальского района Алма-Атинской области наркому внутренних дел СССР Ежову: «Мы никак не можем получить средства из ДВК за сданное имущество по обязательству—92 341 рубля, Живой тягловой силы вместо 57 штук получили 18 штук, где возможных к работе 4, а остальные жеребые кобылы. Помимо этого отсутствуют фураж, сено и овес, о чем мы обращались в райЗО, который направляет в Заготзерно, последний — в переселенческий участок, тот — в райисполком, так что обиваем пороги, а толку мало, ничего получить не можем. Кроме этого, мы сдали сено в ДВК по 2,5 копеек за килограмм, а покупаем по 13, а овес не видели до сего времени.

При выезде из ДВК мы оставили имущество детских яслей, упакованное в 6 тюках. На переселенческом участке сказали, что имущество будет возвращено, но до сего времени о нем нет и слуху».

17 июля 1939 года начальник переселенческого отдела по Кзыл-Ординской области сообщал в Алма-Ату: «Представитель республиканской конторы Заготконь в 1938 году лошадей недодал, а отобрав у колхозников акты и квитанции, выдал справки, что им лошади не выданы. Колхозы, получившие справки о недополучении лошадей, обратились в областную контору Заготконь о выдаче им лошадей. Там этих справок не признали и произвести выдачу лошадей отказались». Волокита вокруг возвращения корейцам имущества таким образом продолжалась до начала Великой Отечественной войны, затем прекратилась навсегда.

В результате репрессий и депортации огромные потери понесли корейцы в области образования, языка, культуры. Согласно партийным и правительственным директивам с 1 сентября 193 8 года в Казахстане были закрыты все корейские школы, педагогическое училище в Казалинске, а в 1939 году и корейский педагогический институт в Кзыл-Орде. В декабре 1939 года были приняты решения «О корейской литературе» и «Об изъятии литературы на корейском языке из книготорговой сети и библиотек». Под строгим контролем Госкомитета по сохранению тайн в печати списывались и уничтожались десятки тысяч книг, привезенных корейцами из Дальневосточного края. По нашим подсчетам, было уничтожено свыше 120 тысяч экземпляров одних только учебников 134 наименований по всем предметам, в том числе более 17 тысяч учебников по корейскому языку. Много корейских книг было уничтожено в библиотеке корейского пединститута, в их числе и редкие издания. Наученные горьким опытом депортации, многие корейцы, узнав о кампании по уничтожению корейских книг, сами избавлялись от них, ибо даже простое их хранение грозило неминуемой тюрьмой.

Но жизнь продолжалась, и корейцы, стойко перенося выпавшие на их долю испытания, обустраивались на новой родине. Переселение корейцев в Казахстан дал возможность значительно увеличить прежде всего сельско – хозяйственное производство в республике. Ведь в 1937 году в Казахстан было перевезено 104 корейских земледельческих колхоза — 6175 семей,

30 856 человек; 13 рыболовецких колхозов —1109 семей, 5350 человек; сельскохозяйственных рабочих отдельных колхозников, выходцев из некорейских колхозов и крестьян-единоличников —3362 семьи, 15 582 человека; чернорабочих, в том числе рабочих рыбных промыслов—3 305 семей, 15 327 человек; квалифицированных рабочих—2470 семей, 10 782 человека; 4 кустарно-промысловые артели—229 семей, 1 167 человек; старателей—371 семья, 1492 человека; служащих—3248 семей, 15 047 чело- век. На одну семью в среднем приходилось четверо-пятеро человек.

В Казахстане было образовано 70 самостоятельных корейских колхо- зов; они были расположены в 8 областях республики — Кзыл-Ординской, Алма-Атинской, Северо-Казахстанской, Гурьевской, Карагандинской, Кустанайской, Актюбинской, Южно-Казахстанской, в 2 1 районе. В них проживало 8037 семей, 35 724 человека. 13 хозяйств были рыболовецкими, остальные имели сельскохозяйственное направление.

Согласно государственному плану, в первую весну своего пребывания на казахской земле только самостоятельные корейские колхозы должны были засеять 26 860 гектаров пашни зерновыми, огородно-бахчевыми и техническими культурами. А в 1939 году они засеяли уже 38 482 гектара, кроме того, в корейских колхозах было 104 живодноводческих фермы. В 1940 году только в одной Кзыл-Ординской области корейцы засеяли 25 026 гектаров яровыми.

За всеми этими сухими цифровыми показателями соток, гектаров стоят неимоверные усилия корейцев депортированного поколения, которые нередко в голой степи своими руками создавали цветущие хозяйства. Каждая сотка, каждый гектар, клетки, чеки, каналы, арыки и валики, обработанные вручную чекменями и лопатами, были обильно политы потом.

Закончились 30-е годы, наступили 40-е. Корейцы стали осваиваться в новых для них условиях, но 22 июня 1941 года разразилась Великая Отечественная война. Несмотря на унижение депортацией, корейцы были полны патриотизма, но подобно тому, как в годы Первой мировой войны казахов лишили права воевать, не доверив им оружия (царское правительство мобилизовало их в трудовые дружины), корейцев тоже лишили права с оружием в руках защищать свои дома, семьи. Их уделом стала Трудармия. В справке «О политико-моральном состоянии переселенцев», составленное по заданию партийных органов начальником Казалинского районного отдела НКВД Кзыл-Ординской области, лейтенантом госбезопасности Швецовым 22 сен- тября 1941 года ²⁶, сообщалось, что по Казалинскому району всего имелось «антисоветски настроенных» элементов: бывших участников бандитских восстаний 93 человека и 936 корейцев. Комментарии, как говорится, излишни. И все же корейцы просились на фронт. В первые часы, дни войны сотни из них добровольно явились в военкоматы с заявлениями об отправке добровольцами на передовую. Некоторым все же удалось попасть на фронт. О том, что корейцы способны показать свое ратное мужество говорит подвиг Героя Советского Союза А. Мина. Героизм и отвагу проявили командир подводной лодки А. Хан, разведчик, младший сержант В. Цой, командир стрелкового батальона, капитан С. Тэн, пулеметчик М. Тен. Трудную военную дорогу длиною в четыре года от Москвы до Берлина прошла старший сержант медицинской службы В. Лим.

В годы войны Казахстан отправил сотни тысяч своих сыновей и дочерей на фронт, превратился в его арсенал, кормил, одевал, обувал армию. Трудовой героизм проявили в годы войны труженики села, которые ценой значительных усилий резко увеличили посевные площади, повысили урожайность. Всему Казахстану был известен трудовой подвиг звеньевого рисовода из колхоза «Авангард» Чиилийского района Кзыл-Ординской области Ким Ман Сама. Уже в 1941 году он был награжден орденом Знак Почета. Под его руководством на сортоиспытательной станции в колхозе выращивался 21 сорт риса. Постоянный поиск оптимальных условий выращивания риса позволил ему в 1942 году установить мировой рекорд урожая —150 центнеров с гектара. Киммансамовский метод высоких урожаев получил широкое распространение в Казахстане, о Ким Ман Саме слагали песни. В 1945—1946 годах он был дважды награжден орденом Трудового Красного Знамени. В 1947 году ему была присуждена Сталинская премия, в 1949 году он был удостоен звания Героя Социалистического Труда. 11 Героев Социалистического Труда колхоза «Авангард» считают его своим учителем. Его соратником был знаменитый казахский рисовод, лауреат Сталинской премии, дважды Герой Социалистического Труда, звеньевой соседнего с «Авангардом» колхоза «Кзыл ту» Ибрай Жахаев.

Достойный пример трудовой доблести показали земледельцы колхозов «Гигант», «Большевик», «III Интернационал» Кзыл-Ординской области, «Ленинский путь», «Дальний Восток» Алма-Атинской области и многие другие. Большой вклад в дело победы над врагом корейцы вносили безвозмездными взносами средств на постройку самолетов, танков, отправкой вещей фронтовикам, помогали их семьям. В трудное для Родины время рисовод Ким Ман Сам передал из личных сбережений 105 тысяч рублей на строительство танковой колонны «Кзыл-Ординский колхозник», а председатель колхоза «Дальний Восток» Шин Хен Мун внес в Фонд обороны 120 тысяч рублей. Такие корейские колхозы как «Большевик», «Гигант», «Авангард», «Кантонская коммуна» внесли в Фонд обороны более 350 тысяч рублей деньгами, свыше 100 тысяч облигациями, сдали 6000 пудов риса, 18 тысяч разных вещей для бойцов Красной Армии.

Как уже отмечалось, корейцев призывали в Трудармию. Рабочие колонны формировались из числа «неблагонадежных» народов для работы в угольной, металлургической и других стратегически важных отраслях Казахстана и всего Советского Союза. Корейцев мобилизовали на шахты Караганды, России и т. п. Только на шахтах Караганды добывали уголь свыше 2000 корейцев. Нередко корейцы работали рядом с немцами Поволжья, осужденными, а также с военнопленными. «Боевым заданием» для них было обязательное выполнение нормы выработки. Трудармия продолжалась и после войны, и только в наши дни трудармейцы признаны участниками трудового фронта в годы Великой Отечественной войны.

Таким образом, корейцы-переселенцы, несмотря на унижение депортацией, огромные лишения первых лет устройства в Казахстане, в трудные для Родины годы Великой Отечественной войны продемонстрировали подлинный патриотизм, внесли достойный вклад в дело Победы.

Честное выполнение гражданского долга корейцами Казахстана в годы войны, трудовой героизм работников сельского хозяйства и других сфер, казалось бы, должны были принести, наконец, покой корейской диаспоре, но она стала в очередной раз орудием правительства СССР в его послевоенной дальневосточной политике.

На завершающем этапе Второй мировой войны Советский Союз активно занимался вопросами послевоенного устройства не только Европы, но и Азии, в том числе и Дальнего Востока. Советское руководство понимало значение своего влияния на Корейском полуострове. Корея в очередной раз стала ареной борьбы, и если раньше здесь сталкивались различные расы и цивилизации, то на этот раз вступили в конфликт непримиримые враждебные идеологии. Освобождение Кореи от японского господства не принесло ей независимости. Страна оказалась разделенной 38-й параллелью.

Корейцы Казахстана пережили очередное потрясение. Их стали посылать сначала в «спецкомандировки», а затем на постоянное место жительства на Дальний Восток и «на работу» в Северную Корею для насаждения там просоветских порядков. Это отрицательно сказалось на жизни диаспоры. Кроме того, что корейцы Казахстана оказались втянутыми в преступный раскол Кореи, они были обескровлены, так как власти возвращали на Дальний Восток и отправляли в Корею наиболее образованную часть корейцев, знающих язык. Это опять невосполнимые потери. Так в жизни корейцев Казахстана в очередной раз был оставлен трагический след.

Но все же со свойственными корейцами терпеливостью, упорством, трудолюбием, перенося все перипетии судьбы, они в послевоенные годы вновь показали высокий порыв души. Он проявился в трудовом героизме.

10 октября 1997 года в Алматы, во Дворце Республики состоялось собрание общественности, посвященное 60-летию проживания корейцев в Казахстане, на котором с теплой и проникновенной речью в честь этой даты выступил Президент Н. А. Назарбаев²⁷.

С глубоким воодушевлением были встречены слова Н. А. Назарбаева о том, что сегодня «мы являемся свидетелями феномена, который можно назвать духовным ренессансом корейцев». Многие, особенно очевидцы депортации и репрессий, со слезами на глазах слушали эту речь, поздравляли друг друга с высокой оценкой лидера государства скромного труда корейцев радовались тому, что перед диаспорой открываются новые перспективы.

На этом собрании от имени корейской общины республики выступил президент Ассоциации корейцев Казахстана Ю. А. Цхай. Он подчеркнул, что в нашем государстве с одобрением воспринято законодательное осуждение событий шестидесятилетней давности — чудовищного произвола над целыми народами. Ю. А. Цхай выразил всеобщее мнение корейской диаспоры: «Казахстан стал для депортированных корейцев не просто местом, где они нашли пристанище в лихую годину массового переселения, здесь мы обрели родину для себя и своих потомков. Об этом теплом участии казахского народа в своей судьбе корейцы никогда не забудут. Мы всецело поддерживаем демократические реформы, экономические преобразования, проводимые в республике, мы полны решимости внести достойный вклад в дело сохранения и утверждения мира, согласия и стремления преумножить духовные и материальные богатства многонационального Казахстана»²⁸.

¹ Ким С. Исповедь сорен сарам — советского человека // Дружба народов. 1989. № 4. С. 189; Тен В. А. Судьбы первых ссыльных корейцев в Казахстане // Известия корееведения Казахстана. 1996. Вып. 1. С. 45.
² Павленко П. А. На Востоке. Новосибирск, 1937.
³ Правда. 1937, 29 марта; 1 апреля; Партийное строительство. 1937. № 7 С. 5-28.
⁴ Казахстанская правда. 1937, 3 марта.
⁵ Ленинская смена. 1937, 26 ноября.
⁶ РГАСДВ. Ф. 2413. Оп. 2. Д. 804. Л. 205-209, 219-224.
⁷ ЦГА РК. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 112. Л. 1-8, 11, 14, 22-23, 32-34, 39, 40-42, 45, 47, 58, 60, 66-67, 108-109, 1 11, 121, 126, 131; Д. 16.
⁸ ЦГА РК. Ф. 1490. Оп. 1. Д. 7. Л. 11.
⁹ Левшин А. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. СПб., 1832. Ч. 3. С. 72, 76, 77, 90.
¹⁰ Ким С. Исповедь … С. 189.
¹¹ Жахаев И. Дороги жизни. Документальная повесть. Алма-Ата, 1986. С. 129-130.
¹² Ким Э. М. Жизнь в стране абсурдов. Фрагменты из документальной повести // Из- вестия корееведения Казахстана. 1996. Вып. 1. С. 32-33.
¹³ ЦГА РК. Ф. 74. Оп. 11. Д. 265. Л. 3-4, 109.
¹⁴ Ленинская смена. 1937, 26 сентября.
¹⁵ Ленинская смена. 1937, 2 ноября; 26 ноября.
¹⁶ ЦГА РК. Ф. 1490. Оп. 1. Д. 7. Л. 25.
¹⁷ ЦГА РК. Ф. 1490 с. Оп. 1. Д. 7. Л. 8-12.
¹⁸ ЦГА РК. Ф. 1490 с. Оп. 1. Д. 4. Л. 45-47, 50, 53, 56, 58, 60, 63, 66.
¹⁹ ЦГА РК. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 54. Л. 33-34.
²⁰ ЦГА РК. Ф. 1490. Оп. 1. Д. 8. Л. 236.
²¹ ЦГА РК. Ф. 1490. Оп. 1. Д. 7. Л. 64-65.
²² Вагин В. Корейцы на Амуре // Сборник историко-статистических сведений о Сибири и сопредельных ей странах. СПб., 1875. Т. 1. С. 13.
²³ АП РК. Ф. 708. Оп. 1. Д. 536. Л. 12.
²⁴ АП РК. Ф. 708. Оп. 5/2. Д. 187. Л. 28.
²⁵ ЦГА РК. Ф. 1490 с. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-7, 25-32; Ф. 1987. Оп. 1с. Д. 2. Л. 60-62.
²⁶ АП РК. Ф. 708. Оп. 5/2. Д. 187. Л. 28, 28об.
²⁷ Коре ильбо. 1997, 18 октября.
²⁸ Там же.

ЗЕМЛЯ КАЗАХСТАНА*

Лишь только снова всмотришься в былое,
Обида, горечь сердце захлестнет,
Затянет память вновь кровавой мглою…
Но ты всмотрись — как ясен небосвод!
Ты посмотри, как горы — великаны
Чисты,
Как восхитительно свежи
Их снежные вершины!
И туманы
Отхлынут с растревоженной души.
Здесь дорого мне все: степные зори,
И золотые нивы, и луга,
И песнь караторгая на просторе…
Но более всего мне дорога
Отзывчивость людская,
Слово друга
И пониманье — у людей беда!..
Мы помним все — из дьявольского круга
Изгнания
Мы вырвались
Сюда,
И всех нас приняла
По-братски просто,
И боль, и радость с нами разделя,
Смотревшаяся вроде бы неброско,
Но щедрая воистину земля…
Разбередишь былое так, бывало,
И вновь прильнешь к земле –
Груди твоей!
Не мачехой, но матерью ты стала
Для нас,
Лишенных матерей
Своей.

Автор — известный казахстанский поэт Ян Вон Сик. Нива. 1997. № 4. С. 3.
Из книги «Депортированные в Казахстан народы» Алматы «Арыс»-«Казахстан» 1998. Стр109-129.